— Я то согласен, вот мать может не согласиться. Он ведь у нас главный помощник и Ваньку с Серёжкой нянчит, и гусей пасёт, и огород полет. Старшой–то наш Николай, уже два года на «прядилке» работает, помощи–то от него никакой, а вот Васька–то теперь заместо него.
Отец повернулся в сторону чулана и громко позвал: «Наталья, поди–ка сюда». Вытирая руки о передник, мама вышла к мужчинам.
— Слышь, мать, вот Фёдор сватает Ваську нашего. Хочет, чтобы он по ночам пас его лошадей. Как ты на это смотришь?
— А вы его спросили? Может он не согласится.
— Если ты согласна, то он и подавно. Васька, поди–ка сюда.
Я сидел в чулане, весь разговор слышал, был в восторге и в душе благодарил Юрку Ерохина, за то что успел сделать мне хорошую рекламу.
Я вышел на кухню, поздоровался и встал перед ними во всей своей красе. Был я рослым мальчишкой с хорошо развитой мускулатурой. На мне были короткие холщовые штаны и такая же рубаха–косоворотка. Грязные, в вечных цыпках ноги, не знали обуви до самой зимы. На голове короткие, выгоревшие на солнце волосы цвета ржаной соломы, подстриженные мамой старыми овечьими ножницами. Загорелое лицо с вечно лупившимся носом дополняли мой портрет.
— Васька, лошадей пасти будешь? — глядя на меня в упор, спросил отец.
— Буду, — не моргнув глазом, ответил я.
— А ты знаешь, что их пасти надо будет по ночам, под лесом, что в четырёх верстах от села?
— Знаю, мне об этом Ероха говорил.
— Ну, смотри, не оплошай. Сегодня же вечером и погоните, но чтоб к утру были дома. Ваша задача за ночь их хорошо накормить, а днём они будут работать.
На том и порешили. Я был доволен, что мне доверили лошадей, на которых, конечно же, вволю накатаюсь. Рад я был и тому, что в жизни будет какое–то разнообразие, а то каждый день одно и то же, то с малышнёй нянчишься, то гусей пасёшь, то огород полешь, то на разных побегушках. Ожидая ночи, несмотря на то, что целый день был занят, тянулся он бесконечно долго. Наконец солнце склонилось к закату, и я, сверкая голыми пятками, помчался к дяде Фёдору. Он уже приехал с поля, а его стреноженные лошади паслись возле дома. Поблизости паслись и лошади дяди Афони Хромого. Увидя меня, Юрка Ерохин искренне обрадовался и заорал:
— Васька, привет. Теперь нам будет не скучно. Я хотел тебя спросить, ты треножить лошадей умеешь?
— Спрашиваешь тоже, я что, в лесу рос, конечно умею.
— Ну, давай, снимай с них путы и погнали, а то до темна не успеем.
Дядя Федя помог мне собрать лошадей, подал поводья, подсадил на лошадь и, пожелав удачи, скрылся во дворе.
Пока ехали по селу, лошади шли шагом, а как только вышли за околицу, погнали их рысью. На лошадях ездить я научился давно, но с непривычки скоро о лошадиную холку натёр ягодицы. На место прибыли ещё засветло. Там уже паслись десятка четыре лошадей, принадлежащих единоличникам, и с полсотни колхозных. Мы стреножили своих лошадей и пустили пастись. Трава на опушке леса была густая и сочная, и животным было полное раздолье. Рядом с табуном суетились подростки, как и мы, таская сушняк из леса для костра. За колхозными лошадями присматривал конюх, которого звали дядя Егор. Интересный рассказчик и балагур, собрал он нас, шустрых и любознательных, возле себя. В костре весело потрескивали сухие сучья, освещая нас красным магическим светом. Один из пацанов, видимо, хорошо знакомый с конюхом, подсел к нему поближе и сказал: «Дядя Егор, расскажите, как вы в русско–японскую войну япошек лупили?».
— Было дело, но давно, и всё быльём поросло. Считайте, без малого тридцать лет прошло с тех пор, уже и забывать стал и события, и ребят, с которыми пришлось воевать. Однако слушайте, может, и вам что–то пригодится. Вить Расея–матушка–то без воин да драк жить не может, как без хлеба насущного. Всё что–то там у царей–государей не хватает, а русскому мужику это только давай, любит он подраться и удаль свою показать. Рванёшь, бывало, тельняшку на груди, и вперёд на штыки — аль грудь в крестах, аль голова в кустах. Ну, это так, к слову. А служил я в береговой антилерии в городе Порт — Артур. По всей береговой линии были построены форты и установлены пятнадцатидюймовые орудия. Незадолго после Рождества Христова в 1904 годе японцы ночью незаметно подкрались и открыли огонь из всех корабельных орудий. Три наших корабля были изрядно повреждены, а остальные ответным огнём отогнали их, и они ушли в открытое море. Так началась русско–японская война. На утро, как только рассвело, японская эскадра снова появилась в наших территориальных водах. На этот раз мы встретили их достойно. Вся наша батарея, состоящая из пяти орудий, сосредоточила свой огонь на флагманском японском корабле, и два снаряда, попавшие в цель, снесли ему всю палубную надстройку. Только трусливое бегство в открытое море спасло от гибели японский флагман. Такие дуэли продолжались почти каждый день. Отчего мы наносили им урон, а они нам. Когда у нас была выведена из строя половина орудий, японцы предприняли попытку высадить десант и захватить оставшиеся исправные орудия, но орудийная прислуга в штыковом бою половина японцев перебила, а остальных сбросила в море.
— Дядя Егор, а вы тоже в этом бою участвовали?
— Кабы не участвовал, не говорил бы. Японцы, оне брат, малорослые, мы их поддевали на штыки и кидали, как снопы.
— А сколько вы япошек перебили?
— А Бог его знает. Я не считал. Вить на войне не до счёта, ежели ты его не убьешь, он тебя приколет, так вот с испугу–то и машешь штыком, как косой.
— А что было дальше?